Википедия не вмещает список всех сочинений Николая Александровича. Он пишет музыку для театров, мультфильмов, фильмов, его камерные произведения исполняются в России и за рубежом. Работает много и продуктивно. В перерывах успевает отвечать на вопросы о секретах профессии. Чем мы и воспользовались. Николай МОРОЗОВ рассказал об истинной роли звуков в спектаклях, немузыкальной «Золотой маске» и музыкальной бездне.
Почему всегда забывают про музыку?
- Николай Александрович, перед премьерой вы специально приезжали в Нижний Тагил, чтобы услышать, как звучит спектакль. Это нетипично для композиторов. Почему вам важно присутствовать «в моменте»?
– Вы знаете, никто не учит, как писать для театра. У меня консерваторское образование, не думал, что буду участвовать в создании спектаклей. Первая работа – для Краснотурьинского театра кукол. Подошел к ней серьезно: идеальная партитура, запись с музыкантами. В итоге – фестивальная награда и желание продолжать. Но последующие постановки огорчали: пишешь музыку, отдаешь в театр, смотришь премьеру, а там все не то… Поэтому решил: процесс нужно контролировать! Сначала просто приходил на репетиции, обсуждал увиденное с режиссером. Потом это превратилось в отдельный этап работы. Все спектакли довожу сам: приезжаю в театр перед постановкой, знакомлюсь с актерами, их вокалом, акустикой зала и аппаратурой.
- А что значит «все не то»?
– Я не отношусь к числу исполнителей, которые всегда в готовности - «Что вам надо? Сделать здесь вальсочек?» Вникаю в материал и создаю спектакль вместе с постановщиками. В итоге получается такая серьезная конструкция, которая рухнет, если случится хоть малейшее изменение. В отличие от художника композитору сложно что-то переделать.
- Это тот самый случай, когда хороший фильм можно смотреть без звука, а спектакль - нет?
– Да, точно! Звук в спектакле играет одну из главных ролей. К сожалению, так думают немногие… С музыкой в театрах все сложно. Да и критики музыкальную часть словно не замечают. Обратите внимание, что даже в премии «Золотая маска» нет номинации «Музыка в спектакле». Многие настолько привыкли считать ее второстепенной и спрашивают, откуда та или иная композиция. В смысле, откуда? Сам написал. А мне в ответ: «Ой, это так звучит, с оркестром, даже в голову не пришло, что специально для спектакля записано, а не взято откуда-то из классики!» Что касается режиссеров, то их просто не учат работать со звуками. И вот они говорят: тут нужно грустную музыку, тут - повеселей. В итоге получаем – Малер, джаз, Бетховен, группа «Блестящие». Жуткий винегрет… При этом есть же драматургия пьесы, света, декораций. Так почему всегда забывают про музыку? К сожалению, в этом виноваты и композиторы: считают сочинения для театра вторичными, используют подборы из уже написанных произведений, делают не очень качественную запись…
«Люблю сочинять «под топором»
- Вы пишете много качественной и разноплановой музыки: для драматических и детских спектаклей, мультфильмов и кукольных постановок, создаете камерные произведения… Вы гений?
– Я просто этим живу, люблю свое дело и много работаю! Лет до 35 у меня было желание покорить мир, стать Шостаковичем, Бахом, а потому вдруг произошло прозрение: процесс сочинения музыки для меня оказался гораздо интереснее последствий. В этом мире нет ничего вечного, в том числе и музыкальных произведений, это естественно. Когда это осознал, процесс сочинения стал приносить еще больше удовольствия.
- Но где взять дополнительное время в сутках, чтобы все успеть?
– У меня хорошая теоретическая база, исполнительский и композиторский опыт и это очень помогает в работе: сам написал музыку, записал ее, помогаю вводить в спектакли. И все эти составляющие приносят удовольствие, нет рутины. Более того, люблю сочинять «под топором», когда ставят жесткие сроки. Был рекорд - написал музыку для спектакля за три дня! Но, как говорил Петр Ильич Чайковский, вдохновение – это гостья, которая не любит посещать ленивых.
Давно понял, что человек не способен сосредоточиться сразу на нескольких делах, но может научиться быстро переключаться. Поэтому люблю работать одновременно над несколькими проектами, которые находятся на разных стадиях реализации. Что-то начинается, что-то развивается, что-то заканчивается. За счет этого сохраняю свежий взгляд и успеваю сделать много. Не люблю состояние простоя: груженый вагон сложно сдвинуть, но если его сдвинуть, то ехать ему легко.
- Как происходит ваша работа над спектаклями?
– Сначала меня заряжает режиссер: погружает в сюжет, идеи, задачи. В этот момент беру бумагу и начинаю за ним записывать, не все, какие-то фразы, слова, эмоции. А когда он уходит, сразу приступаю к работе, пишу по свежим впечатлениям.
- А потом с готовой партитурой – на запись с оркестром!
– Не совсем. Сегодня театры не могут оплачивать оркестровые записи. В результате большинство композиторов берут компьютер, синтезатор и вперед! Но для меня это мертвая музыка. Слушать и воспринимать ее не могу…
- Как же быть, стать оркестром?
– Почти. Конечно же, в работе использую компьютер, но по-своему: применяю электронные звуки, но маскирую их живыми. Выручает, что умею играть на разных инструментах. Их у меня целая коллекция. Если брать только струнные, то, помимо обычных, есть экзотические – сансин, укулеле, ребек, дульцимер, мандолина, балалайка. Множество видов флейт, звенящих… Иногда в кабинете прохожу мимо какого-нибудь инструмента, трогаю его и запоминаю интересные звучания. И тут же могу начать придумывать музыку. В итоге получается смесь импровизации с заготовками. Наконец, есть целый ряд композиторских ходов, которые очень люблю использовать.
Там, где кончаются слова
- В чем особенность работы над кукольными спектаклями, она вообще есть?
– Мой любимый момент, когда кукла поворачивается спиной и при этом что-то говорит. Сразу начинает работать фантазия: представляю, что она оживает, у нее открывается рот, появляется мимика. Но нет, персонаж поворачивается – и его лицо остается неподвижным. А это значит, что иногда в театре кукол приходится решать задачи за актера и за куклу. Договорить то, что они сказать не могут. Есть такое выражение «Музыка начинается там, где кончаются слова». Так вот музыкой можно сказать гораздо больше, выстроить всю историю, характеры героев, настроения. При этом сочинять для кукольных постановок ничуть не легче, чем для драматических.
- Высшая награда для вас – аплодисменты?
– Когда слушаю свою музыку, стараюсь делать это и как профессионал, и как обыватель, в идеале им обоим должно быть интересно. Но лучшая оценка, когда ты в искреннем восторге от собственной музыки и порой даже не можешь понять, как придумал тот или иной ход. Интересное ощущение: вроде сделал все сам, но попал под влияние произведения. К этому всегда хочется стремиться.
Это судьба
- Читаю о вас: «С детства увлекся импровизацией, учился игре на аккордеоне, самостоятельно освоил гитару, баян, блок-флейту и фортепьяно…» Понимаю, что для вас музыка – это судьба. Но как вы это поняли?
– Родители решили обучить игре на аккордеоне старших сестер. Мы вместе пошли в магазин за инструментом. Хорошо запомнил его: красный, трехчетвертной… Но я был ребенком и меня даже близко к нему не подпустили. Однако, когда у сестер с музыкой не пошло, аккордеон достался мне! Целый год ходил на уроки к бывшей балерине Ирине Лунц. Овладел инструментом, читал ноты, подбирал на слух мелодии. Ирина Георгиевна убедила родителей купить мне пианино и сказала: «Когда он даст первый концерт, позовите меня!» Родители рискнули (по тем временам это уникальный поступок), а через много лет я пригласил учительницу на выступление.
- Но в итоге вы стали композитором…
– Но в итоге начал заниматься музыкой в двадцать с лишним лет, а не с четырех, как нужно классному исполнителю. В общем, у меня был интересный путь.
Пошел в музыкальную школу и… бросил. При этом играл на инструментах, что-то сочинял. Никогда не воспринимал эту способность как нечто необыкновенное. Музыка просто была моим миром и убежищем. После школы, по совету родителей, выбрал политехнический институт. Проучился год. Работа на заводе, армия и новая попытка поступить в вуз, теперь на связиста… Но сестра случайно круто повернула мою жизнь. Она увидела, как я учу формулы, и спросила: «Зачем тебе это? Ты же все время занимался музыкой». Это было, как холодный душ! И вот мне 21 год, иду к директору музучилища, прошу принять, играю Патетическую сонату Бетховена. Директор в шоке, но базовых знаний у меня не хватает. Возвращаюсь в музыкальную школу, которую бросил. Одноклассники – дети, педагоги – ровесники. Пашу и за несколько лет прохожу всю программу. Затем отделение теории музыки в училище, композиторский факультет в консерватории и аспирантуре.
И ни разу не пожалел о своем выборе. Более того, понял, что музыка обладает удивительной особенностью. Когда ее не изучают, она не пугает. Сначала ты не понимаешь, с чем столкнулся: взял, к примеру, гитару, научился перебирать струны, что-то там сочинил, получил эмоции. Но когда начинаешь погружаться в этот процесс все глубже, то каждый раз понимаешь, что истина удаляется. Момент, когда осознал, какая передо мной открывается бездна, пришел вовремя. Если бы он случился раньше, то испугался бы и никогда не стал заниматься музыкой. Не понимал, куда лезу, не осознавал, что это очень сложный и бесконечный путь.
Виктория МЕЛЬНИКОВА.
ФОТО НИЖНЕТАГИЛЬСКОГО ТЕАТРА КУКОЛ И ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА НИКОЛАЯ МОРОЗОВА.